Рассеянные мысли [сборник] - Уильям Моэм

Он не обольщался на свой счет и никогда не считал себя «художником слова». К подобным людям Г. Дж. относился скорее с презрением, чем с восхищением, и лишь добродушно посмеивался, говоря о своем старом друге Генри Джеймсе, который, как я уже неоднократно отмечал, считал себя писателем и более никем. «Я не писатель, — говорил Г. Дж., — я публицист. Моя работа — всего лишь первоклассный журнализм». Однажды, погостив какое-то время у меня дома, Г. Дж. прислал мне полное собрание своих сочинений. Когда в следующий раз он зашел ко мне, его книги ровными рядами стояли у меня на полках. Оглядев аккуратные томики в красивой красной обложке, напечатанные на хорошей бумаге, Г. Дж. провел пальцем по корешкам и с усмешкой заметил: «Так они и будут стоять мертвым грузом. Все это написано на злобу дня, а теперь время изменилось, и читать их стало невозможно». И в этих словах есть большая доля правды. Г. Дж. часто не поспевал за собственным бойким пером. Я не видел его рукописей, но, полагаю, он писал с легкостью и почти не правил. У него была манера: в каждом следующем предложении повторять сказанное в предыдущем, только другими словами. По-видимому, мысль, которую он хотел выразить, настолько его захватывала, что ему нравилось повторять ее снова и снова. Из-за этого его тексты излишне многословны.

Г. Дж. хорошо разбирался в принципах короткого рассказа, что позволило ему создать довольно много очень неплохих произведений и несколько настоящих шедевров. Про его ранние романы, которые он писал ради заработка, такого, конечно, не скажешь, и он относился к ним пренебрежительно. Г. Дж считал, что писатель обязан отвечать на актуальные вопросы своего времени и внушать читателю самые передовые взгляды. Ему нравилось сравнивать роман с ковром, в котором переплетаются самые разные темы, и он не принимал мое возражение, что ковер — все-таки нечто цельное. Художник, создавший его, придал ему форму, гармонию, связность и упорядоченность. Это не просто мешанина из разных кусков.

Читать последние романы Г. Дж не то чтобы невозможно, но удовольствия они не приносят. Начинаешь с интересом, потом становится скучно, и только усилием воли заставляешь себя продолжать. По общему мнению, лучшим его романом считается «Тоно Бенге». Он написан с обычной для Г. Дж. живостью, хотя, возможно, подобный стиль больше подходит для научного трактата, чем для романа, зато характеры выписаны очень живо. Он сознательно избегал нагнетания напряжения, к которому прибегает большинство романистов, и почти в самом начале рассказывает читателю, что случится дальше. В соответствии со своими представлениями о роли писателя Уэллс позволяет себе множество отступлений, что, естественно, раздражает тех его читателей, кто хочет следить за жизнью героев.

Однажды, когда Г. Дж. гостил у меня, он в ходе разговора обмолвился:

— Люди меня интересуют только в массе. Отдельные личности мне безразличны.

А затем с улыбкой добавил:

— Вы мне симпатичны. Я к вам искренне привязан, но вы меня абсолютно не интересуете.

Я рассмеялся. Для меня это не было новостью.

— Боюсь, мой друг, — сказал я, — у меня не получится умножить себя на десять тысяч, чтобы вы мной заинтересовались.

— На десять тысяч? — воскликнул он. — Да это сущие пустяки! Тогда уж на десять миллионов!

За свою жизнь Г. Дж. встречался с множеством людей, и, несмотря на его неизменную вежливость и приветливость, они, за редким исключением, производили на него не большее впечатление, чем актеры массовки в кино.

Мне кажется, именно поэтому его романы хуже, чем хотелось бы. Люди, которых он выводит, вовсе не личности, а деятельные и разговорчивые марионетки, созданные для выражения идей, которые Г. Дж. отстаивал или, наоборот, порицал. Они не развиваются в соответствии со своими задатками, а изменяются в связи с предметом обсуждения, как если бы головастик превращался не в лягушку, а в белку только потому, что у вас есть клетка, в которую вы хотите ее поселить. Похоже, Г. Дж. часто уставал от своих персонажей еще до середины книги и тогда попросту отказывался от всяких попыток описания характеров и переходил на откровенную журналистику. Нельзя не заметить, что в большинстве его романов действуют одни и те же герои. Раз за разом он, с небольшими вариациями, описывает нескольких людей, которые, по-видимому, сыграли важную роль в его жизни. Ему не хватало терпения на женские персонажи. Мужчины удавались ему гораздо лучше. Большинство из них — он сам в разных обличьях. Так, Траффорд из «Женитьбы» — несомненно, сам Г. Дж., каким он себя представлял и каким ему хотелось бы быть.

IV

За последние двадцать пять лет в моем доме останавливалось множество людей, и временами мне даже хочется написать эссе на эту тему. Бывают гости, которые никогда не закрывают за собой дверь и не выключают свет, когда выходят из комнаты. Бывают гости, которые ложатся на кровать в грязных ботинках, чтобы подремать после обеда, и поэтому после их отъезда покрывало приходится стирать. Бывают гости, которые курят в постели и прожигают дырки в ваших простынях. Бывают гости, которые соблюдают диету, и для них приходится готовить особую еду, а также такие, кто ждет, пока вы наполните их бокал вином двадцатилетней выдержки, а потом говорят: «Нет, спасибо, что-то не хочется». Бывают гости, которые не ставят книги на место, и гости, которые берут том из собрания сочинений и не возвращают. Есть гости, которые занимают у вас деньги и, уезжая, забывают о долге. Бывают гости, которые не могут и получаса побыть в одиночестве, и те, которых охватывает желание поговорить в ту самую минуту, когда вы читаете газету. Есть гости, которые, где бы они ни были, хотят непременно быть где-то в другом месте, и гости, которые хотят, чтобы их развлекали с момента, как они встают с постели, и до того, как они ложатся спать. Есть гости, которые обходятся с вами, как гауляйтеры с покоренным народом. Бывают гости, которые привозят с собой грязное белье за три недели и сдают его в стирку за ваш счет. Бывают гости, которые берут от вас все, что могут, и не дают ничего взамен.

Конечно, бывают гости, которые радуются вашему обществу, всячески стараются сделать вам что-то приятное, которые обладают собственными средствами, чьи разговоры занимательны, а интересы разнообразны, которые воодушевляют и вдохновляют вас, короче говоря, которые дают вам гораздо больше, чем вы им, и чьи визиты всегда слишком коротки. Таким гостем я мог бы назвать Г. Дж. Он был гением общения. В любой компании он старался поддерживать непринужденный разговор. Время от времени мне приходилось приглашать на обед кого-нибудь из соседей — людей невероятно скучных. Г. Дж. разговаривал с ними так же внимательно и приветливо, как если бы они были в состоянии его понять. Я запомнил одну из таких бесед, поскольку то был единственный на моей памяти случай, когда Г. Дж. потерпел поражение. Одна живущая по соседству дама, узнав, что он гостит у меня, позвонила и сказала, что наслышана о нем как потрясающем рассказчике и очень бы хотела с ним познакомиться. Я пригласил ее на обед. Мы расселись за столом, и Г. Дж., который любил поговорить, с энтузиазмом принялся за дело. Дама почти сразу перебила его замечанием, из которого следовало, что она не слышала ни единого слова из того, что он сказал. Он остановился и, когда она закончила, продолжил. Дама вновь перебила, и он опять замолчал. И так продолжалось снова и снова. Было ясно, что ей не столько хочется послушать Г. Дж., сколько чтобы он послушал ее. Он состроил мне одну из своих смешных гримас и погрузился в молчание. До конца обеда мы с ним не произнесли ни слова, а в это время дама жизнерадостно изливала на нас поток оглушительных банальностей. Уходя, она поблагодарила за необычайно интересную беседу.